Символ веры — это текст, с которым каждый православный христианин встречается ежедневно. Мы читаем его каждое утро в нашем молитвенном правиле, мы поем его (или читаем, как принято, например, в православных Церквах на Балканах) хором за литургией, его произносят при совершении Крещения (а по правилам он входит и в состав последования Исповеди); одним словом, Символ веры, безо всяких оговорок, — едва ли не важнейший церковный текст за пределами Священного Писания.
С окончанием последнего — и самого страшного — гонения на христиан при императоре Диоклетиане и воцарением св. императора Константина жизнь Церкви решительно переменилась. Отныне она не только не была гонимой, но и пользовалась защитой и покровительством той самой Империи, которая прежде стремилась ее уничтожить. Это, с одной стороны, давало христианам небывалые возможности: общую веру, соединявшую десятки отдельных общин и епархий, можно было теперь облечь в общие формулы; важнейшие вопросы церковной жизни можно было решить сообща. С другой стороны, и ереси, которым ранее редко удавалось выйти за пределы той области, в которой они зародились, могли теперь захлестывать далекие земли. Теперь христианам, как никогда, был необходим свой «пароль» — отличительный знак, который позволил бы, во-первых, сразу отделить православного от еретика или язычника, а во-вторых, ясно выразить единство истинных христиан по всему миру.
Именно такой текст (поначалу, напомним, не называвшийся именно «символом») и стал важнейшим итогом Никейского Собора — Первого Вселенского Собора всей христианской Церкви, состоявшегося в 325 г. Разумеется, он не был плодом отвлеченной интеллектуальной работы отцов Собора: в его основу был положен огласительный «урок веры», принятый в Кесарии Палестинской. Текст этот был вполне традиционным и весьма похожим на десятки других, несомненно, существовавших в разных уголках христианского мира. Поскольку непосредственным поводом к созыву Собора стала ересь Ария, учившего, что Сын есть лишь творение Отца, подчиненное Его воле, в соборное изложение веры были внесены уточнения, направленные против этой ереси; важнейшим стало прямое именование Сына «единосущным» Отцу.
Никейский Собор, однако, стал не концом, а только началом великих богословских споров. Текст исповедания, который должен был объединить всех христиан, сам стал предметом раздоров. Как некогда, в первые десятилетия жизни Церкви, формула «Иисус — Господь» была многократно подписана кровью мучеников, так и теперь защитники Собора терпели гонения за «никейскую веру». Многократно судимый, проведший в ссылках многие годы святитель Афанасий Великий на протяжении десятилетий отстаивал Никейское исповедание как «веру, какую даровал Христос, проповедали апостолы, предали Отцы, из целой известной нам вселенной собравшиеся в Никее». Для него именно слова этого «символа» составляли «отличительный признак веры во Христа и учение вселенской Церкви», без которого невозможно было считать себя христианином.
Именной этой, Никейской, вере суждено было в конечном итоге восторжествовать и стать нормой и образцом благочестия для всей вселенной. Эдиктом императора Феодосия в 381 г. все храмы Империи были переданы тем епископам, «которые держались Никейской веры». В том же году на Втором Вселенском Соборе в Константинополе отцы одобрили исправленный и расширенный вариант текста Символа: среди прочего, как того хотел еще свт. Василий Великий, к Никейскому исповеданию было прибавлено «славословие Духу Святому». Новая редакция Символа должна была провести границу между православными и так называемыми «духоборцами» — еретиками, которые считали Духа Святого безличной «освящающей силой», а не Богом.